KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Александр Успенский - На войне. В плену (сборник)

Александр Успенский - На войне. В плену (сборник)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Александр Успенский, "На войне. В плену (сборник)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Декорация Майкова.

Содержание:

«Ночь. Часы на бабушкином комоде бьют двенадцать и играют старинную польку, как в каждый час. Маркиз и Маркиза на часах просыпаются, а с ними все остальные фигурки. Маркиз и Маркиза сходят с часов и танцуют менуэт, но уже сменился валик на часах, другая музыка. Арлекин и Коломбина снимают маски и улыбаются друг другу. Коломбина любит Арлекина, а может быть, только играет с ним, бедный Пьеро грустит и умоляет Коломбину не верить коварному Арлекину. Коломбина танцует увлекательный вальс, а Пьеро зовет, зовет – тщетно. Часы играют последний валик – китайцы начинают качать головами и повествуют грустную свою историю. И вдруг среди их слов часы бьют час. Все замирает. Свет гаснет. Сквозь окно луч лунного света падает на белый кадран».

Е. К. Горянский поставил сцену из оперы «Галька» (музыка Монюшко), где красиво звучал его лирический тенор в партии Ионтека. Много посмешил публику незаурядный артист (побывавший и на Императорской сцене) – прапорщик Степун в монологе Чехова «О вреде табака».

Прекрасно выполнил свою программу струнный оркестр пленных офицеров под управлением капельмейстера Максимова. Но особенное впечатление произвела на публику изящная миниатюра из репертуара «интимного театра» – «Разбуженные часы» (музыка камерная), поставленная А. А. Смирновым.

27 мая спектакль был особенно удачен.

Программа вечера 27 мая 1917 г.

I.

Опера «Пиковая дама», музыка Чайковского, сюжет по Пушкину (время действия: конец XVIII века, Петербург).

1‑е действие, I картина – «Летний сад».

1‑е действие, II картина – «Комната Лизы».

Декорация Майкова.

Действующие лица:

Лиза – К. Г. Скуратов.

Графиня – А. Г. Полежаев.

Германн – Е. К. Горянский.

Князь Елецкий – А. А. Бабин.

Граф Томский – А. А. Рыбаков.

Чекалинский – Е. А. Ольшевский.

Сурин – Г. А. Верещагин.

Хор гуляющих – ***

Капельмейстер – К. Н. Максимов. Суфлер – Г. К. Петровский. Техническая часть: Б. А. Ян, К. М. Соколов, В. В. Орехов; грим – Майков.

Между I и II картиной антракт 20 минут.

II.

«Юбилей», шутка в одном действии А. П. Чехова.

Действующие лица:

Шапучин А. А., председатель правления N-ского общества взаимного кредита – А. А. Смирнов.

Татьяна Алексеевна, его жена – А. Г. Полежаев.

Хирин К. Н., бухгалтер банка – Б. Я. Шнейдер.

Мирчуткина, старуха – А. А. Успенский.

Член банка – В. А. Жмелев.

Служащие – *** ***

Действие происходит в N. банке Общества взаимного кредита. Декорация Майкова. Суфлер И. А. Ушаков.

Постановка А. А. Успенского.

Между II картиной «Пиковой дамы» и «Юбилеем» антракт 20 мин. Начало в 8 ч. вечера.

Дежурный член комитета подполковник Кашперов.

В этом вечере первый раз выступили в опере «Пиковая дама» ученики Е. К. Горянского совместно со своим маэстро, и опера шла под аккомпанемент настоящего оркестра, который прекрасно исполнил увертюру. Особенно постарался исторически верно написать декорации к картине «Летнего сада» Л. Н. Майков (он же и гримировал).

Дивная игра и пение Е. К. Горянского приковывали наше внимание, а ученики его составили достойное окружение своего профессора в этой опере.

Евгению Константиновичу поднесена была огромная корзина красивых цветов (в местечке Гнаденфрей было два больших цветочных магазина). Во втором отделении шел «Юбилей», шутка Чехова в моей постановке, причем режиссеру пришлось самому играть главную комическую роль старухи Мерчуткиной. Гомерический хохот, стоявший в зале во время этой пьесы, шумные аплодисменты и большая корзина цветов, поднесенная мне, послужили хорошей наградой за эту постановку.

Публика, довольная и веселая, расходилась после спектакля. Мой большой приятель И. П. Баллод, идя со мной и Е. К. Горянским из манежа – горячо благодарил нас за этот спектакль. За стаканом чая Е. К., И. П., я и пришедший к нам А. Г. Полежаев долго обменивались впечатлениями этого вечера. Мы на время забыли о всем том страшном и мрачном, что творилось тогда и на фронте и внутри России во время «великой и бескровной»… Мы все еще переживали прекрасные мгновения музыки, пения и искусства. Наконец наши гости ушли, и мы легли спать, но я долго не мог заснуть. В окно ярко светила луна. Две огромные нарядные корзины роскошных цветов, заполнившие собою нашу маленькую комнатку, говорили о чем-то прекрасном и радостном… Я вспоминал стихотворение в прозе Арнольда Беннета: «Цветы прекрасные – временные звезды земли – огни звезд небесных, говорят о жизни прекрасной, тайна и пути которой еще не разгаданы человеком, о жизни, которая, страдая, молчит… о какой-то встрече, которая могла бы быть радостью на всю жизнь и, по странной случайности, прошла мимо»… Я думал о В. Н. Урванцевой…

VII. Печальные письма из России В. Н. Урванцевой

«Закрывши глаза, хочется бежать и не думать ни о чем». О русской молодежи. Замена лозунгов.

После большого перерыва стали приходить и ко мне письма из России.

Прислали письма жена моя и дочь. Они, как беженки из Вильно, жили теперь в Москве и жили очень печально. Письмо жены было полно семейными заботами о дочери и мальчиках и ни слова не говорило о важных политических событиях. Получил я письмо и от сына Валентина – кадета Полоцкого корпуса. Он со своей ротой перекочевывал из города в город: сначала в Москву, потом во Владикавказ и теперь находился в Одессе, сообщал мне подробно о своих успехах и, конечно, не писал и не мог писать о происходящей революции.

Только в письме Е. Н. Стрельбицкой я прочитал следующие строки: «Сколько было радостных первое время… и пониженных теперь писем моих к Вам. Но все же я не теряю веры в лучезарное будущее». И еще: «Иногда мне кажется, что вы счастливее нас своим незнанием и невидением».

Наконец я получил сразу два письма от В. Н. Урванцевой. Привожу отрывки из них:

«22 апреля 1917 г.

Дорогой Александр Арефьевич!

Наконец могу поговорить с Вами; так хотелось бы, чтобы Вы получили хоть одно мое письмо. Я была нездорова, я немного устала за этот год, нервничала и за это наказана. Скоро уйду домой до осени, отдохну и опять буду учиться. Я очень недовольна собой: моя выдержка, которой я так гордилась в институте, начинала уже покидать меня. Вчера мне переслали Ваше письмо, я была ему больше чем рада; не волнуйтесь, не нервничайте, не думайте дурного обо всем, что Вам дорого и близко.

Милый Александр Арефьевич! Потерпите еще немного, вспомните слова Пушкина: „Настоящее уныло, день веселья, верь, настанет!..“ Я Вам послала книги на наш Петроградский комитет. Вы должны непременно получить, не огорчайте же меня, что Вы ничего не получаете – ни писем, ни книг, ни моих карточек? Как мне это больно и как это усугубляет раздражение! Я слишком хорошо знаю цену одиночества. Хотелось бы чем-нибудь скрасить Вашу жизнь в плену, дать хоть несколько светлых минут, но Вы видите, что мое стремление обо что-то разбивается! Зачем же лишают и вас, и нас такой маленькой радости, как письма! Вот, боюсь много писать – опять не дойдет! Обрадуйте меня наконец, что получили книги.

Всегда помнящая Вас

Вера Урванцева».

«3 мая 1917 г. Петроград.

Дорогой Александр Арефьевич!

Сегодня я получила Вашу открытку. Вы знаете, как я бываю рада хоть что-нибудь узнать о Вас! Вы так чутки ко мне, я не могу не оценить этого, ведь это так редко в людях… О своем личном я стараюсь не думать, забыть, но все-таки от себя ведь не всегда уйти можно…

Да, это так, что у меня не осталось ничего – даже иллюзии, но есть печаль, не менее острая, чем свое личное, это – Семья наша, вот она приводит меня почти в отчаяние; когда я кончала институт, она мне казалась такой сильной и крепкой, но этот год был тяжелый для семьи, он принес много утрат, нет прежней силы и спаянности.

Моя бедная мама не может перенести все потери, это слишком больно; папа, хотя и молчит, но он утомился; он уже старый, и разве я не вижу, что он страдает. Мой старший брат и друг – интеллигент в полном смысле этого слова, не менее меня страдает за семью. Мой младший брат все еще в лазарете и на фронт не поедет.

Когда я входила в жизнь, я многого ждала и хотела дать; ни жизнь, ни люди этого не прощают… Но, как говорит Л. Н. Толстой, в один прекрасный день я проснусь и скажу: „Я ничего не помню, все забыто и начну новую жизнь…“ У меня осталось то, что никто и никогда не отнимет – любовь к Родине, я ведь не сломалась, а только надломилась, но ведь я поправлюсь, потому что помню – Родине нужны смелые, стойкие, верующие и бодрые духом люди… Пишите! Ваш искренний друг

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*